Маленький крымский поселок на развилке двух железных дорог. Одна ветка бежит в Феодосию, другая сворачивает к Азовскому морю.

Мы возвращались из отпуска в Москву. Несмотря на конец сентября, солнце палило нещадно, над выжженной степью повисло желтое марево.
Вот и Владиславовка. Пассажиры высыпали из пыльных и душных вагонов, чтобы подышать напоследок соленым морским ветром, подставить горячим лучам и без того загорелые лица и плечи.
Встречный поезд опаздывал, и минутная стоянка растянулась почти на полчаса. Этим воспользовались местные бабки. Они сновали по перрону, предлагая помидоры, домашние пирожки и горячую кукурузу. Разморенный духотой народ покупал, не торгуясь.
Из-под вагона вынырнула маленькая собачонка. Судя по обвисшему животу, она недавно ощенилась и теперь пробавлялась на вокзале в поисках пропитания для потомства.
Собачонка суетливо бегала среди людей, поджимала лапу, заискивающе заглядывала в лица - мол, не найдется ли у вас немножко хлебца? Заплаканные коричневые глазки одновременно выражали и просьбу, и испуг.
Мимо проковылял подвыпивший мужичок, споткнулся, неловко взмахнул рукой:
- От зараза!
Собачонка приняла это на свой счет - опасливо шарахнулась в сторону. Поджала хвост и, не оглядываясь, затрусила прочь.
- Эй, Жучка, ты куда? Фьють-фьють!
Проводник, молодой парень в очках и синей форменной тужурке, поманил собачонку.
Та настороженно прижала уши, постояла в нерешительности: не обманут ли? Вероятно, очки внушили ей доверие - собачонка приблизилась мелкими шажками.
Проводник порылся в карманах и, вытащив оттуда тульский пряник, протянул дворняжке. Та благодарно взяла, но тут заметила, как другой парень вынес из вагона кусок вареной колбасы.
Пряник глухо стукнулся об асфальт. Перед собакой встал нелегкий выбор.
Поколебавшись, она все-таки выбрала колбасу, при этом ни на секунду не спускала глаз с пряника. Покончив с докторской, накинулась на десерт, но вдруг, словно вспомнив что-то, отступилась.
Материнский инстинкт оказался сильнее голода. Как всякая заботливая мать, Жучка решила отнести сладкое детям. Подцепила пряник зубами, подкинула, чтобы перехватить половчее. И тут случилось непредвиденное - пряник разломился на три части.
В полном недоумении собачонка уставилась на рассыпавшееся сокровище. Неловко поддела мордой один кусок, другой и попыталась ухватить все три разом.
У нее это почти получилось, но в последний момент один из кусочков выскальзывал, и бедолага снова цепляла его, роняла другие два, сгребала их лапой, крутила головой так и эдак, прикидывая, как бы исхитриться и разинуть пасть еще шире.
На собачьей морде явно читалось сожаление:
- Эх, карманов-то у меня нет... Поняв, что три куска никак не унести, собачонка вздохнула, выбрала два побольше и припустила вдаль по пыльной деревенской улице.
- Шавка, а соображает, что два лучше, чем один, - похвалил Жучку кто-то.
- Погоди, еще обратно прибежит.
- Да ну!
- Прибежит!
- Да не прибежит!
- А представь себя на ее месте. Нашел ты два мешка денег и сумку с золотом в придачу. Все тебе зараз не унести. Нешто, забрав мешки, не вернешься за сумкой?
Прошло минут пять. Вдали показалось пыльное облачко. Жучка мчалась к поезду со всех ног, длинный розовый язык болтался через плечо. Запыхавшись, подбежала к перрону и торопливо начала его обнюхивать. Где же, ну где он? Украли? Ведь был же тут, был...
Нашла!
Жучка сходу проглотила пряник. Подняла глаза на проводника, вильнула хвостом - мол, не будет ли еще кусочка?
Парень развел руками.
- А если поискать? - Слезящиеся глазки Жучки внимательно следили за каждым движением проводника. - Что? Ничего? Жаль...
И, опустив хвост, собачонка поплелась вдоль вагонов.

А к нам уже спешил другой двортерьер. Лохматый деревенский барбос-простофиля, любитель побузить и погонять кошаков. Еда его не волновала. Мысли барбоса были заняты другим. Ему хотелось в Москву. Пес решительно подбежал к пятому вагону и уселся перед ним, нетерпеливо перебирая лапами.
Люди выходили, пытались потрепать смешного двортерьера по макушке. Тот упрямо мотал башкой, и, не мигая, гипнотизировал тамбур. Время от времени он ставил лапу на ступеньку, озирался по сторонам, словно пытаясь улучить момент и заскочить внутрь. Но в последний момент его что-то удерживало. Пес убирал лапу и вопросительно поглядывал на пассажиров, как бы желая убедиться в правильности своего выбора.
- Уехать или остаться?
С одной стороны - Москва. С другой, и тут неплохо кормят. В Москву приедешь, там своих дворняг полно, загрызут, а то чего доброго живодеры изловят да на мыло пустят.
Барбос зевнул, почесал за ухом, еще раз оглядел толпу. Ну, что делать-то?
- Поди, поди отсюда, - толстый проводник носком ботинка отпихнул барбоса в сторону.
- Ну и ладно, - задрал тот ногу и, весело помахивая хвостом, побежал в деревню по своим делам. - Не больно-то и хотелось!

Тем временем полуденное солнце раскалилось не на шутку.
Спасаясь от зноя, мы поспешили укрыться в тени палисадника. Только облокотились о штакетник, как оттуда раздался хриплый лай, а следом, гремя цепью, показалась сердитая голова немецкой овчарки.
- И не совестно тебе, Джульбарс, людей пугать? – пожурил пса знакомый проводник.
Пес презрительно фыркнул и скрылся в зарослях могучих лопухов. Но ненадолго. Сделав круг, он на цыпочках прокрался на исходную позицию и затаился в ожидании новой жертвы. Но мы уже раскусили его коварный замысел. И как только Джульбарс приготовился рыкнуть, пристыдили:
- Ай-яй-яй...
Пес замер, как мальчишка, застигнутый врасплох с банкой варенья. Виновато глянул исподлобья, опустил голову и, бурча что-то себе под нос, побрел в лопухи, откуда уж больше не показывался.
Репродуктор похрипел и объявил:
- Поезд «Москва-Керчь» прибывает на третий путь.
Пассажиры побрели к вагонам. Заняли свои места и мы.
Поезду дали зеленый свет, и он покатил на север. Остались в солнечной Владиславовке наши мимолетные знакомые – Жучка, Барбос и Джульбарс.

Наталия Хабибуллина